Олег Романенко - о Бахе, музыкальной деятельности и нелегком искусстве быть дирижером.

«Не ручей – море ему имя!»…

…Такой проницательной и лаконичной игрой слов (в переводе с немецкого “bach” означает «ручей») известный немецкий композитор Людвиг ван Бетховен охарактеризовал, пожалуй, самого недооцененного музыканта своей эпохи – Иоганна Себастьяна Баха. С него брали пример и вдохновлялись те, чьи имена навсегда вошли в анналы классической музыки, - но чей необъятный и многогранный талант в полной мере так и не был признан современниками, и это несмотря на то, что Бах за всю свою карьеру не раз занимал престижные должности при дворе герцогов, выступая в качестве капельмейстера и музыкального руководителя. Спустя десятки лет тот же Бетховен назовет его единственным, наравне с Георгом Генделем, гением старой школы, на которого нужно равняться, а Моцарт, услышав в одной из церквей Лейпцига мотет Баха «Пойте Господу песнь новую», в восторге потребует сохранившиеся копии с отдельно выписанными голосами.

Сейчас кто-то характеризует классическую музыку, ее историю, деля ее на добаховский и послебаховский периоды, беря за эталон и мерило произведения выдающегося композитора. Сейчас творения Баха признаны шедеврами и достоянием мировой культуры, - только подумайте, в 1977 году, когда США запустили в космос космический аппарат «Вояджер» с целью установить контакт с внеземными цивилизациями, в видеодиск с посланием вместе с данными о Земле, строении ДНК и звуками человеческой речи были вписаны произведения Баха! И сейчас, спросив случайного прохожего, о том, кем был Бах и чем он известен, вы убедитесь, что память о даре этого великого композитора еще жива. И пускай не каждый вспомнит в точности название хоть одного произведения, но, поверьте, у всех в мыслях пронесется величественное, обрушивающееся всей своей мощью и отдающаяся мурашками по всему телу органная Токката и фуга де минор.

Иоганн Себастьян Бах был настоящим виртуозом органа. В мастерстве игры на этом музыкальном инструменте «тягаться» с ним не смел никто – настолько неповторимым и искусным было его исполнение. Многие были поражены отточенной техничностью его движений (на органе Бах начал играть с 9 лет) – во время служб в церкви, на которых Бах зачастую играл самолично, он «особенно и быстро переплетал пальцы рук и ноги…, не допуская ни единого фальшивого звука». К тому же, все произведения, предназначенные для исполнения в соборах, также вышли из-под пера мастера и несли сакральное значение. В конце партитуры он всегда писал “SoliDeo Gloria” («Одному Богу слава»), и, исполняемые под аккомпанемент органа, в стенах обителей лютеранства евангельские тексты звучали особенно монументально – казалось, что и музыка льется, будто молитва, и пропевая ее, человек обретал связь с Всевышним. Так, протестантский богослов и гуманист Альберт Швейцер назвал музыку Баха «разговором человека и Бога».

Убежать от мирской суеты и услышать прошедшую сквозь века пронзающую душу органную музыку в ее первозданном виде можно в старейшем лютеранском приходе в стране – Кафедральном соборе святых апостолов Петра и Павла. Это место славится не только исторической значимостью и готическим архитектурным стилем, но и наличием одного из самых больших исторических органов сборки 1898 года. В стенах собора Петра и Павла регулярно проводятся органные концерты при поддержке музыкального коллектива Collegium Musicum. С его руководителем и организатором Олегом Романенко мы поговорили немножко - о Бахе, музыкальной деятельности и нелегком искусстве быть дирижером.

- О вас довольно сложно найти какую-либо информацию в интернете, но достоверно известно то, что по образованию вы – дирижер. Поэтому первый вопрос будет немного детским, - вы помните, когда впервые увидели настоящего дирижера, вживую или по телевизору?

- Я родился в семье дирижера и с детских лет пел у отца в церковном хоре. Это было еще в Брянске. Там был собор, похожий на этот, но немного поменьше. Поэтому для меня все это было органично и вопроса о том, кто такой дирижер и зачем он нужен, никогда не возникало, - я во всем этом варился. Позже я играл в оркестре, а когда пошел учиться в музыкальное училище, началась практика. Для меня пройти ее было проще, и сделал я это раньше, из-за того, что у отца был собственный хор. Обычно у студентов подобная практика, где допускали дирижировать не просто под рояль, а на коллективе, начиналась только на старших курсах.

- Значит, выбор будущей профессии для вас был уже предопределен?

-То, что касается музыки – да. Меня, как моих братьев и сестер, сначала отдали в музыкальную школу в класс фортепьяно, а после я учился играть на валторне – это такой закрученный, напоминающий улитку духовой музыкальный инструмент. И только во время учебы в училище пришло осознание, что я хочу стать дирижером. Поэтому училище, а потом и консерваторию я заканчивал как дирижёр.

- Мне как простому обывателю всегда было интересно, как в общих чертах проходит обучение дирижеров, потому что в понимании людей, мало разбирающихся в классической музыке, дирижер – это человек, махающий палочкой, и причины его нахождения в оркестре, кроме той, чтобы помогать музыкантам в оркестре скоординироваться и играть вместе, понимают довольно смутно.

- Это очень многогранная профессия, которая состоит из многих составляющих. Чисто технически, как наши учителя говорили, можно и милиционера за 15 минут этому обучить. Но понятно, что управление, мануальная техника - это больше средство, с помощью которого ты достигаешь каких-то музыкальных задач. У тебя есть музыкальная мысль, и ты можешь выразить ее с помощью жестов, которые понимают музыканты. Воспитание дирижера начинается с образования в совершенно разных сферах и занимает очень долгое время. Как правило, считается, что дирижерская профессия – это вторая половина жизни, потому что в первую человек достигает мастерства в игре на определенном инструменте, а потом уже идет учиться на дирижера. Я, естественно, учился на фортепьяно и валторне, после этого – на дирижера хора, и затем у Теодора Курентзиса (дирижер и музыкант греческого происхождения – прим.) изучил симфоническое дирижирование. Это очень долгий процесс, если начинать все перечислять; дольше учатся, наверное, только врачи. А зачем дирижер нужен – это вечный вопрос. В начале прошлого века оркестр Персимфанс (сокр. от Первый Симфонический ансамбль) поставил эксперимент – он принципиально стал играл без дирижера. Музыканты садились лицом друг к другу, некоторые группы инструментов зачастую оказывались спиной к залу. Сейчас мои коллеги по Московской консерватории возродили этот эксперимент, и он проходит с большим успехом. Конечно, они достигают определенных задач, но почему эта профессия до сих пор не умерла и остается востребованной – то, что достигается 10-15 репетициями, с дирижером делается за три. Представьте на сцене 70 человек, или 120, как в случае с симфонией Малера, - естественно, кто-то должен их вести, и не только для того, чтобы они вместе начали играть и вместе закончили, но чтобы донести музыкальную мысль, ведь играют профессиональные музыканты, все - с хорошим образованием, и все - индивидуальности. Каждый хочет донести свой взгляд на произведение, и чтобы не было как в басне «Лебедь, рак и щука», музыканты подчиняются дирижеру, если он, конечно, убедителен в своей музыкальной трактовке и имеет авторитет. Поэтому дирижер должен быть на голову выше и разбираться в музыке лучше музыкантов. И если все получается, в едином порыве, то творится магия.

- Помните первой произведение, сыгранное под вашим руководством?

- Безусловно, это были хоровые сочинения. Да, это был Менельсон, какое-то из духовных произведений…

- Произведения каких композиторов вы любите слушать и исполнять больше остальных?

- Сейчас мы заняты осуществлением одного грандиозного проекта, исполнением всех сохранившихся духовных кантат Баха, а их более 200. Мы начали его в сентябре с моими коллегами по Collegium Musicum. В принципе, ему нет аналогов в мире, потому что все кантаты Баха были записаны дважды, даже трижды известными интерпретаторами его музыки в Европе и даже Японии, но никогда они не были сыграны в рамках одного цикла в одном месте. Поэтому сейчас я целиком и полностью изучаю эту музыку.

- Скажите, помимо вашего отца у вас был музыкальный наставник? Если да, то какой лучший совет он вам дал касаемо музыки?

- Да, помимо отца были преподаватели в училище и консерватории, где я постигал азы этой жесткой профессии, но, пожалуй, ключевую роль в моем становлении в качестве дирижера сыграл Теодор Куретзис, хотя формально он и не преподавал в консерватории, но мы встречались на уроках и мастер-классах. Советов было, безусловно, много, но он часто любил повторять фразу, что дирижер – это не профессия, а миссия.

- Расскажите, пожалуйста, о вашем коллективе Soli Deo Gloria, в чем состоит его концепция, какую музыку вы играете.

- Знаете, сейчас коллектив Soli Deo Gloria, с которым мы начинали исполнять и Баха, и Гайдна, и с которым организовали российскую премьеру Эдварда Шэве, преобразовался в Collegium Musicum, и всем, что касается профессионального музыкального исполнения, а также деятельностью одноимённого благотворительного фонда и организацией концертов я занимаюсь с этим коллективом. CollegiumMusicum – это прежде всего ансамбль старинной музыки. Он состоит из музыкантов, которые специализируется на историческом исполнении на исторических инструментах – со специальными барочными смычками, например, или с гобоями д'амур и да качча, а не с классическими. Многие инструменты, в частности духовые, сделаны из натуральных материалов, на которых без киксов сложно сыграть даже маститым музыкантам. Мы специализируемся прежде всего на музыке Баха, но не только. Недавно мы выступали в театре «Вишневый сад» с «Плачем Адама» Арво Пярта, и я предложил сыграть на исторических инструментах в строе 415, на полтона ниже. Это был интересный эксперимент, звучало очень здорово, на мой взгляд.

- Вы упомянули, что играете на фортепьяно и валторне. Никогда не оставляли, так выразимся, пост дирижера и не выступали в качестве музыканта?

- Нет, нет, конечно нет! Чтобы играть на валторне, необходимо заниматься каждый день, тренировать мышцы губ. Это ведь один из самых сложных духовых инструментов, поэтому как только я занялся дирижированием, я оставил валторну и полностью погрузился в эту профессию.

- Вы также были организатором еще одного коллектива, Vocalitis, с которым гастролировали по странам Европы, в частности, в Италии, Австрии, Германии.

- Да, я организовал этот коллектив будучи еще студентом четвертого курса консерватории, и мне предложили поехать с ним на гастроли по Европе. Мы записали два диска и до 2013 успешно гастролировали, а после мне предложили стать кантором и, собственно, заняться организацией концертов. Для этого понадобилось много времени, ансамбль прекратил свое существование, но все ребята, которые были в нем заняты, продолжили музыкальную деятельность в Collegium Musicum.

- На какой из европейских площадок вам понравилось играть больше всего? Где публика приняла вас наиболее тепло?

- Безусловно, Италия. Мы двигались с севера на юг, прилетали в Берлин, давали концерты в городах Германии, из Мюнхена вылетали в Австрию, и двигались дальше. И думаешь, «О, аншлаг, зал аплодирует, так здорово принимают!», но стоило перелететь через Альпы и попасть в Италию… Все, что было до этого, были не аплодисменты, а скромное похлопывание. В Италии зал просто взрывался, ведь они люди очень темпераментные, поэтому принимали нас очень эмоционально. У нас часто бывали выступления в больших соборах, расположенных в горах, и все равно зал был набит семьями. Конечно, невозможно было добиться тишины, ведь дети вокруг, но зато с какой теплотой встречали - это, конечно, сильно отличалось от других стран, не говоря уже об их кухне.

- Каким достижением в своей профессиональной карьере вы гордитесь больше всего?

- Даст Бог, мы закончим этот проект и исполним все кантаты Баха, и, я думаю, это и станет, пожалуй, самым большим нашим достижением. Мы развиваемся, все идет по нарастающей, поэтому пока рано подводить итоги и искать то, чем я больше горжусь. Делаю то, что могу, то, что должен, поэтому пока я захвачен развитием вместе со своим коллективом. Время подводить итоги пока не настало.

- А у вас есть, помимо проекта с кантатами Баха, еще какая-нибудь профессиональная мечта?

- Дело в том, что это очень большой проект: если в сезоне шесть концертов, а в каждом концерте по шесть кантат, то нам в будущем предстоит отыграть дать еще около 100 выступлений, и я даже не знаю, на сколько лет это может затянуться, ведь это будет зависеть в том числе и от финансовой ситуации. Но в идеале я думаю, что можно было бы исполнять концерт с кантатами каждое воскресенье, и если получится этого достичь, то такому аналогов в мире точно не будет. Конечно, параллельно возникают какие-то идеи и планы, но мы решили остановиться и сфокусироваться на Бахе, чтобы сделать что-то действительно грандиозное.

- А если говорить о площадках? Не мечтаете отыграть концерт в каком-нибудь конкретном, особенном месте?

- Мы не зря начали исполнять именно кантаты Баха, потому что они идеально подходят для этого места – Бах ведь один из самых известных лютеран, он служил в лютеранских соборах и собственно писал эти кантаты для богослужений. В соборе Петра и Павла уникальная акустика, и здесь они звучат так, как не могу звучать больше ни в каком другом месте.

К тому же, здесь находится орган 1898 года, который мы вместе с немецкой командой реставрировали, поэтому я знаю этот инструмент досконально. Этот орган, пожалуй, единственный во всей Европе, в котором сохранилась каждая запчасть – и это после всех войн. Поэтому нам повезло играть в этом соборе с этим уникальным инструментом, и в этой акустике, в этой атмосфере послушать орган – это нечто совершенно особенное, что не сравнится даже с большим органом в зале консерватории. Поэтому наши органные концерты пользуются особой популярностью. Здесь музыкальная жизнь кипит вокруг органа, потому что услышать его в сводах собора – гораздо более интересный и запоминающийся опыт, который не испытать в стенах зала.

Все интервью